Претендент - Страница 64

— А-а-а, ну, это, понятно, — Штольц дёрнул кадыком. — И как? Что-нибудь узнала?

— Да-а, — выдохнула Либби, стреляя глазками. — Я узнала жуткую вещь.

— К-какую, — побледнел Штольц. Ему стало страшно от одной мысли, что подружка Че прознала о сговоре с Кунцем. Гуано ненавидел предателей и сам исполнял расстрельные приговоры, когда бдительные камрады доносили ему о выявленных мерзавцах.

— Я узнала, что женщины ничего не смыслят в мужских делах и годны только для одного занятия… Она двинулась к нему. Пока девушка приближалась, соблазнительно виляя бёдрами, Зигмунд пытался справиться с сильным сердцебиением.

«Вот ведь, стерва, как напугала. Уйдёт — забью косячок, нервишки успокою».

Либби поравнялась с любовником, прижалась всем телом, провела узкой ладошкой по ширинке, ощутила готовность партнёра и слегка сжала тонкие пальчики.

— Не сейчас, дорогой, наберись терпения. Она чмокнула его в щёку и выпорхнула из палатки.

44

Зигмунд остался наедине со смятенными чувствами. Сердце грозило выскочить из груди, в горле пересохло, а в ушах стоял такой шум, будто рядом разорвался крупнокалиберный снаряд. Ватные ноги плохо держали, низ живота наливался тяжестью, нереализованная страсть требовала выхода.

Он подошёл к столу, достал из тумбочки стакан и кувшин с водой. Немного подумал, вернул стакан на полку, припал к горлышку и стал пить большими глотками. Вода стекала к подбородку, капала на грудь, расплывалась тёмным пятном по френчу.

Штольц вылил остатки на голову, утёр ладонью мокрое лицо. Сел на место, подпёр голову рукой и погрузился в сексуальные мечты.

Через сорок минут, когда форма высохла, а телу и разуму вернулось прежнее состояние, Зигмунд отправился на доклад к Че Гуано.

На улице сгущались сумерки, мятежники разожгли костры и сидели вокруг потрескивающего огня, рассказывая друг другу байки. Стоило Штольцу подойти к местам привала, посторонние разговоры стихали, камрады вскидывали руки и громко кричали: «Но пасаран». Начальнику штаба надоело каждый раз отвечать на приветствие, поэтому остаток пути он прошёл с поднятым кулаком.

На входе в дом главаря повстанцев Зигмунд нос к носу столкнулся с ординарцем.

— Назначено? — привычно спросил тот.

— Нет, но у меня срочное дело, — ответил Штольц.

— У всех срочное, — вестовой сделал вид, что внимательно изучает потолок. — Встань в очередь!

— В какую? Здесь никого нет.

— Неважно! Таков порядок — каждый посетитель должен встать в очередь.

Штольц притопнул ногами на месте.

— Ну, встал, дальше что?

— Ничего. Посетители обязаны находиться за белой линией и не пересекать её до вызова к командиру.

— Какой линией?! — вспылил начштаба. — У тебя от безделья совсем голова с катушек съехала?

— Вы её не видите? — участливо спросил ординарец.

— Не-е-т, — опешил Зигмунд. — Не вижу. Он посмотрел на пол, на всякий случай протёр глаза, вдруг да появится эта загадочная черта.

— Так вот же она, — боец вынул мел из кармана, наклонился и прочертил длинную линию возле ботинок посетителя.

Штольц, обомлев от подобной наглости, на несколько секунд потерял дар речи. Отойдя от шока, сузил глаза и зашипел:

— Я тебя в порошок сотру, с-сука, на фронт к дрифтерам отправлю, там будешь рисовать. Он сжал кулаки, сделал шаг вперёд.

— Ваша очередь, камрад! — взвизгнул ординарец и спрятался за конторку.

— Тебе повезло, что я сильно занят, но я это ещё припомню, — погрозил кулаком начальник штаба и прошёл мимо съёжившегося мятежника.

Че Гуано спал за столом в комнате совещаний, уронив голову на сложенные перед собой руки. Зигмунд подошёл к начальнику, осторожно потряс за плечо.

— Проснитесь, камрад.

Че пробормотал что-то невнятное, несколько раз причмокнул губами и захрапел. Штольц взял графин со стола, набрал в рот воды, прыснул.

— А?! Что?! Не надо! Я всё скажу! Че Гуано вскочил, опрокинув стул, захлопал глазами, озираясь по сторонам. С мокрых волос на лицо стекали капли воды, капали на грудь, на ботинки, на пол.

— Это я, — начальник штаба вернул графин на место и приветливо помахал рукой. — Я пришёл по срочному делу. У нас большие проблемы, камрад.

Наконец до Че Гуано дошло, где он и кто перед ним стоит. Он треснул кулаком по столу, графин подпрыгнул, звонко дзинькнул фигурной крышкой.

— Что ты себе позволяешь?

— Прошу прощения, командир, но дело действительно важное, — сказал Зигмунд и поклонился.

— Опять ты со своими буржуйскими штучками? — Че Гуано поднял стул, сел, облокотился о стол. Поморщился: на самодельной столешнице повсюду блестели капли воды. Штольц достал из кармана платок. Комфронтом выхватил его из рук, промокнул влагу и вернул мокрую тряпку обратно. — Ну что там стряслось? Он скользнул ладонью по столу, проверяя везде ли вытер, по-школьному сложил перед собой руки.

— Эскадрилья почти полностью разбита, у нас осталось всего шесть кораблей.

— Что ж, на войне такое случается, — глубокомысленно изрёк начальник лагеря, достал из кармана сигару в прозрачной упаковке, цепкими пальцами сорвал шуршащую обёртку, скомкал и бросил на пол. Туда же отправился откушенный кончик сигары.

Штольц чиркнул колёсиком зажигалки, долго водил рыжим огоньком перед сигарой. Че несколько раз пыхнул, благодарно кивнул, выпустил в потолок аккуратные кольца дыма.

— Зато у нас есть дредноут, да и караван подошёл.

— Нет у нас каравана и нет дредноута, эскадрильи тоже нет, — сказал начальник штаба, пряча зажигалку в карман.