— Чем богаты, — Зигмунд затоптал окурок, пока тот не прожёг в брезенте дыру, спрятал пачку в карман. — Отдохнул? Попил? Покурил? Всё, можно продолжать?
Кунц кивнул:
— Мозно, только я узе всё сказал. Болсе нисего не знаю.
— Как ничего не знаешь? — удивился начальник штаба. — А как же адреса, пароли, явки? Ты с кем-то должен встречаться, получать задания, передавать полученную информацию.
— Нисего не знаю, — выдохнул Дик.
— Опять начинаешь? — с угрозой спросил Штольц.
— Я плавда нисего не знаю! — отчаянно воскликнул Кунц. — У меня нет связного, задания плиходили на коммуникатол в виде обысьных сообсений я их лассифловывал и делал, сто надо.
— А как твои начальники узнавали, выполнил ты задачу или нет?
— Не знаю. Навелно следили за мной со спутника.
— Ясно. Подпиши здесь, здесь и здесь. Штольц показал, где арестант должен поставить подписи.
— Как я подпису, если у меня луки связаны?
— Зажми ручку зубами и крестики поставь.
— Какими зубами? — грустно усмехнулся Кунц. — Этот упыль мне их давно выбил.
— Не умничай! Хоть дёснами, хоть задницей зажимай, но крестики поставь. Зигмунд снова ткнул в те места, где Кунц должен расписаться.
Дик вздохнул, покачал головой, зажав ручку разбитыми губами, поставил крестики на исписанных неровным почерком бумагах.
— Ну что ж, для тебя жизнь на этом кончилась, — сказал Штольц, вытирая испачканную ручку. — По законам военного времени я должен без суда и следствия уничтожать выявленных изменников, шпионов и предателей Родины.
— Последнее зелание полагается? — криво усмехнулся Головастик.
Штольц пропустил его слова мимо ушей, встал и громко произнёс:
— Дик Кунц, именем камрада-командира Че Гуано и великого команданте Фиделя ты приговариваешься к высшей мере наказания — расстрелу за измену святому делу революции и предательство веривших в тебя товарищей. Приговор окончательный и пересмотру не подлежит. Приговор немедленно привести в исполнение. Твоё последнее слово, Кунц.
— Дай мне виски и холосую сигалу. Хоть пелед смелтью немного зизни поладоваться.
Штольц выдвинул ящик, порылся, разгребая сваленные как попало бумаги и всякое барахло. Извлёк на свет дорогую сигару — подарок самого Че — сунул в карман и выглянул из палатки.
— Через пять минут здесь должна быть машина.
Макклин помчался выполнять приказ. Штольц несколько секунд смотрел ему в спину, потом вернулся к арестованному, вынул из кармана плоскую фляжку, зашоркал крышкой по резьбе. Кунц почувствовал запах отличного виски, обхватил горлышко губами, запрокинул голову. Кадык забегал, проталкивая в пищевод чудесный напиток. С каждым глотком по измученному телу разбегались волны тепла.
— Ну почему ты не взял дредноут? — спросил Зигмунд, плотно заворачивая крышку пустой фляжки. — Пересчитывал бы сейчас где-нибудь заслуженные денежки, да и меня бы в накладе не оставил.
— Колабль здесь не плисём, ты меня устланяесь из-за Либби. Боисся, сто я всё Се Гуане лассказу.
С улицы донёсся шум мотора, послышался скрип тормозов. Спустя мгновение хлопнула дверь и в палатку просунулась голова Макклина.
— Транспорт прибыл, — закричал он. — Куда едем?
— Сядем в машину — расскажу. Забери предателя и садись за руль, — сказал Зигмунд, проверяя, хорошо ли достаётся из кобуры пистолет.
Охранник вошёл в палатку, сдёрнул Кунца со стула, толкнул вперёд.
— Пошевеливайся, сволочь, — прикрикнул он, замахнувшись автоматом. Кунц одарил его презрительным взглядом и поковылял к выходу.
Штольц последним выбрался из палатки, увидел пятиместный грузовичок с небольшим кузовом и распахнутой задней дверью. Кунц одной ногой стоял на подножке, связанные за спиной руки мешали, без посторонней помощи он никак не мог залезть в просторную кабину. Помощь пришла в виде удара в спину автоматным прикладом. Дик буквально влетел внутрь, упал вниз лицом между сиденьями. Охранник схватил его за шиворот, кулем водрузил на широкий диван.
— Сиди здесь и не рыпайся, — зачем-то сказал он, будто пленник мог убежать.
Кунц завозился, затёкшие руки ныли за спиной, мешали нормально сидеть. Он поёрзал ещё немного, нашёл приемлемое положение и затих. Громко щёлкнули замки передних дверей, кабина дважды дрогнула. Зажужжал стартёр, двигатель рыкнул и затарахтел, грузовичок затрясся, громыхая разболтанными бортами кузова.
— Куда ехать? — услышал Кунц голос охранника.
— Выедешь за ворота, сразу поверни направо, километров через пять увидишь рощицу. Тормозни перед ней, там его и расстреляем, — прозвучал в ответ сочный баритон Штольца.
Охранник газанул, машина помчалась по лагерю, поднимая колёсами тучи пыли. Попадавшиеся на пути мятежники заблаговременно отскакивали в стороны, пропуская грохочущий грузовик.
За пределами лагеря, автомобильчик резво заскакал по ухабам. Дороги как таковой здесь не было, мятежники особо не пользовались этим направлением, они в основном передвигались в сторону пустоши, где засели железные полки Федерации.
Водитель крепче вцепился в руль, «баранка» так и норовила выскочить из рук и от него требовались недюжинные усилия, чтобы машину не выбросило в кусты.
В кабине сильно трясло, и если Макклину было за что держаться, то Штольц проявлял чудеса изобретательности. Сначала он попробовал упереться руками в потолок, но они быстро затекли и ему пришлось отказаться от этой идеи. Потом упирался в крышку «бардачка», но и это мало помогло, его мотало по кабине, будто он находился не в машине, а на борту катера во время шторма. Наконец Зигмунд вцепился в край пассажирского кресла, вдавил ноги в пол и тесно сжал зубы. Разговаривать при такой болтанке не хотелось да и чревато последствиями, откусишь язык на какой-нибудь кочке и пиши пропало.